Пусто. Оглушающе пусто на душе. Не слышу звуков, не различаю запахи. Ощущение, словно я – под водой. Пустота гудит в ушах, не позволяя проникать другим звукам. Она заполняет все тело. Уже не могу дышать — задыхаюсь, как на солнцепеке в пустыне.
Пустота не была единственной – во мне поселилась боль.
Любимый, как обычно, только пришел с работы, а у меня и ужин готов, осталось только на тарелку положить — горяченькое. А он вдруг, прямо с порога:
— Я ухожу.
Мне показалось странным такое заявление, и я в недоумении уставилась на Егора:
— Тебе снова на работу? Вы же работаете до пяти …
Он снял куртку, повесил на крючок и прошел мимо меня, словно я – пустое место. В комнате из шкафа достал чемодан и начал аккуратно складывать в него свои вещи, методично проверяя полки и вешалки.
Я совершенно растерялась и только как загипнотизированная следила за его движениями. Уложив одежду, Егор отнес чемодан в прихожую и зашел в ванную комнату. Тут до меня стало доходить, что мне ничего не кажется и он действительно уходит.
— П-п-почему? — На меня напал столбняк: слово выдавливалось с трудом, как будто я разучилась говорить; я не могла ни возразить, ни накричать, ни схватить его и не пускать. Я словно смотрела какой-то дурацкий фильм.
Он молчал, деловито забирая зубную щетку и сохнувшее белье. Выйдя из ванной комнаты, взглянул на меня, как на маленького, не способного понять взрослых ребенка, вдохнул, как перед прыжком воду, и выдал:
— Ты меня достала.
Что?! … Его слова оглушили меня, словно рядом прогремел взрыв. На автопилоте вырвалось:
— Чем? — Я едва услышала себя.
Во взгляде Егора мелькнуло сочувствие, быстро сменившееся презрением.
— Скучная ты. Никаких своих интересов; только сериалы и ежедневные, уже надоевшие вопросы — как прошел мой день, почему задержался, что приготовить на ужин, почему иду к друзьям без тебя. У тебя нет своей жизни, ее смысл – я.
Я ничего не понимала — до сегодняшнего дня его же все устраивало.
— А что в этом плохого? Разве неестественно интересоваться тобой? Мы живем вместе, мы же — пара.
Он закрыл чемодан.
— Прилепилась ко мне, как сиамский близнец. Тебя нет, есть слившаяся со мной оболочка. Порой думаю: кто рядом со мной, с кем живу? И не вижу. У тебя мои интересы, мое мнение и нет своего. Я как будто разговариваю с собой. А где ты? И вообще ты – кто?
Я попыталась возразить:
— Что значит, кто я? Я – Милочка. Что за глупый вопрос?
— Да, ты – Милочка. – В его интерпретации мое имя прозвучало издевательски, словно быть милой – последнее дело. — А еще кто ты? Что из себя представляешь?
Я лихорадочно искала правильный ответ, который удержит его, но не находила нужных слов. Только руки беспрестанно теребили поясок платья, как спасательный круг. А хотелось кинуться ему на шею и не дать уйти.
Не услышав ни слова, Егор продолжил:
— Ты растворилась во мне. У меня ощущение, что живу не с тобой, а с собой. Потому что тебя как личности – нет. Есть моя тень. – Он провел рукой по голове. Он всегда так делал, когда был чем-то недоволен. — Иногда мне хочется крикнуть: эй, что ты меня все время копируешь, и прихлопнуть тебя, как назойливую муху. Я и сам знаю, о чем и что думаю. А что думаешь об этом ты? А ничего.
Он посмотрел в зеркало, поправил галстук и бросил:
— Пустышка. – Помолчал и добавил: — Получается, живу с собственным эхом. А нафига мне это? – И сам ответил: — Ску-ука. Я устал от тебя. И в качестве тени ты меня тоже не нужна: у меня уже есть тень — моя собственная. Этого достаточно.
Его слова били, как приговор прокурора. Из последних сил я искала аргументы в свою защиту:
— Я же забочусь о тебе, ты мне важен; хочу, чтобы со мной тебе было хорошо. Что в этом плохого?
— Да не нужна мне такая … — Егор пытался найти подходящее слово, но не найдя ничего лучшего, выпалил: — прилипала. Живешь, как на плоту, привязанному к катеру – день прошел и хорошо. А все дни – одинаковые, как по вырубленному на камне расписанию.
— Я … — начала я оправдываться. Он отмахнулся и слова застряли во мне.
— Ты, — он больно воткнул в меня палец, — не мой близнец. У тебя должно быть что-то личное, чем мы с тобой отличаемся, — произнес он раздраженно, продолжая тыкать пальцем. — Ты – не я.
Егор отлепил от меня палец, но легче от этого не стало.
— Я не могу и не хочу быть смыслом твоей жизни. – Он произносил это медленно, тяжело подчеркивая каждое слова, словно поставил задачу впечатать их в мою голову. — Это … — он снова подыскивал нужное слово, — ненормально. Ты забыла о себе. Тебя – нет. Какая-то … — он запнулся, — словом, пустота.
Егор надел куртку, окинул взглядом прихожую — ничего не забыл? Положил на столик ключи. Сделал шаг к входной двери и, не глядя на меня, сухо кинул:
— Все. Пока. – Не оборачиваясь, вышел и захлопнул дверь.
А я так и осталась стоять, оглушенная и плохо соображая.
Не знаю, сколько прошло времени, когда я очнулась.
Вот он был и все, его нет. Вместо него — пустота. Пустота в квартире. Пустота в моей жизни.
Непослушными ногами двинулась на кухню и остановилась у окна. Его машины не было.
Я оторвалась от окна. Оказывается, давно стемнело.
Зажгла свет, автоматическим движением задернула занавеску и, повернувшись, увидела на столе приготовленную мной его любимую чашку. Схватила и со всей силы шваркнула ее об пол. Раздался звон, она разлетелась на кусочки. Как и моя жизнь. Кусочки бывших отношений. Обессиленная, рухнула на стул.
Все, мы расстались.
Два года вместе и вдруг, внезапно «я больше не могу, не хочу быть с тобой». Как такое может быть? Не понимаю. Вчера – могу, сегодня – не могу. Так не бывает! Что такое могло произойти за один день?
В дверь позвонили. Я бросилась в прихожую – он вернулся!
У дверей стоял курьер.
— Вам посылка. Распишитесь.
Я не ждала никакой посылки, но расписалась (на надписи стояла моя фамилия), подхватила довольно большую, но легкую коробку — примерно в такой я принесла новенький кофейный аппарат — прошла на кухню и поставила на стол.
Прочитала данные отправителя. Написано: «Сюрприз!». Получатель – мой адрес.
Ладно, сюрприз так сюрприз – должно же сегодня произойти что-то хорошее. В конце концов, я за него не платила, может, хоть сюрприз будет приятным.
Раскрыла коробку. Внутри – ничего, пусто.
Покрутила коробку со всех сторон. Потрясла.
Ничего не вывалилось. Странно: а сюрприз-то где?
Разорвала коробку – вдруг сюрприз спрятали покруче, в стенки коробки? Тоже ничего.
Ну и ладно, не до тебя мне и выбросила распотрошенную коробку в мусорник: я ничего не ждала, так не о чем и сожалеть.
Посмотрела на стул, на котором обычно сидел Егор, и вернулась в реальность. Боже мой, я осталась одна! Дыхание бастовало, я чувствовала себя выброшенной на берег рыбой. Как я буду дальше жить без него? Это невозможно: он – все, что есть в моей жизни.
Какой-то голос захихикал:
— Не есть, а был.
От неожиданности я дернулась и осторожно оглядела кухню. Никого. Я точно была одна.
Помотала головой, отбрасывая даже возможность реальности какого-либо голоса – еще не хватало сойти с ума! – и вернулась к своим переживаниям.
Все было ради него.
Тут до меня стало доходить: было – вот главное слово. А теперь вместо него – пустота. Слово «пустота» задело во мне какую-то струну, та завибрировала, и я разрыдалась.
Сквозь слезы посмотрела напротив. Там всегда сидел Егор. А теперь пусто. Больно. Слезы снова покатились.
Я помню, как он любил за ужином тыкать в пульт телевизора, перебирая каналы в поиске очередного детектива – они давали отдых его уставшим за день мозгам. Как он говорил: там все покажут, расскажут и преступника поймают, поэтому можно расслабиться.
Иногда спрашивал меня:
— Смотреть будешь? – и предлагал сесть рядом, лицом к экрану.
Я, конечно, соглашалась – раз ему нравятся детективы, значит, они должны нравиться и мне. Хотя, на самом деле, я любила мелодрамы – о любви, о семье. И это понятно: я хотела прожить с ним всю жизнь, родить детей и встретить старость. Может быть, для кого-то это – банальность, а для меня семья – главное. Так обычно говорила мама: у меня семья не сложилась (папахен ранехонько дал деру, узнав, что она беременна; оказалось, подружка – вовсе не будущая жена), так хоть ты будь счастлива за нас обеих. Вот я и старалась – вкладывала все силы в наши отношения, в него, в наше совместное будущее.
Вложилась, называется. Теперь все рухнуло и сижу на развалинах. Я всхлипнула: как жить дальше?
— Привыкайте, душенька, — голос звучал тихо и мягко, даже вкрадчиво; но мне в нем слышалась издевка.
Да что происходит?! Даже слезы моментально исчезли.
Я огляделась более внимательно – не галлюцинации же меня посетили на фоне внезапного одиночества? Врете — здесь есть только я, и на всякий случай погрозила голосу кулаком.
Передвинула стул к стулу Егора и села, как будто он по-прежнему сидел здесь и предложил мне посмотреть телевизор. Закрыла глаза и представила себе, что он, как обычно, обнимает меня, и чуть склонилась к его стулу. И … наткнулась телом на какой-то мягкий предмет. Странно: ну не подушка же!
Я открыла глаза. Действительно, никакой подушки не было. Протянула руку и наткнулась на какую-то прозрачную … эээ … субстанцию. Она как будто не была материальной. Словно здесь поселился туман — какие-то серебряно-голубоватые отблески на прозрачной поверхности, похожей на перламутр.
Попробовала ощупать ее размер. На стуле субстанция занимала небольшое место – как большая подушка; мягкая, проминалась под моими руками. Я попыталась схватить ее. Она выплывала из рук, меняла форму, чем напомнила амебу, но оставалась на стуле.
И запах. Я принюхалась. Знакомый запах … Одеколон Егора! Обычно он менял свои оттенки: тонкий, легкий – цитрусовый — при хорошем настроении; в меру терпкий, плотный, если настроение было не очень.
Это и был сюрприз? Интересно – чей? Егора? Чтобы не сильно переживала его уход? И что мне с этим сюрпризом делать?
И вдруг субстанция заговорила голосом Фаины Раневской:
— Приветствую вас, милочка. Позвольте представиться: я – Пустота.
— З-здрассьте, — на автопилоте среагировало мое воспитание, а я подвела итог: дожила.
Глюки, не глюки, но моя рука открыла холодильник, вытащила бутылку любимого «Carolans», ожидавшего очередного приятного события, и я сделала несколько глотков прямо из бутылки. Почти пришла в себя.
Достала две рюмки – для проверки момента: мне же не кажется, в самом деле, что теперь есть собутыльник. То есть собутыльница. Я разлила нам ликер, ее рюмку подвинула ближе к краю стола и осведомилась:
— Пить будешь? – И почему-то была уверена, что Амеба (я решила называть Пустоту так) не откажется. Но она протянула томным голосом:
— Простите, дорогуша. По пятницам не употребляю.
Нифига себе! Я хлопнула еще ликера, а потом подумала: у тебя все равно, наверное, нет рта, как и у обычных амеб. А было бы интересно взглянуть, как ликер в тебе разливается. И хихикнула: кажется, оздоровляющая жидкость пошла мне на пользу. Выпила лекарства из рюмки Амебы – может, моя жизнь и наладится, я же оптимистка. Нарочито громко заявила «не верю!» и пошла спать. Так этим вечером в моей квартире вместо Егора поселилась Пустота.
Ночью было подозрение, что на почве горя у меня поехала крыша; завтра она вернется и все будет по-старому. Но утро показало: нет, голубушка (о! уже подхватила стиль от Амебы!), теперь все по-новому – без Егора, но с Амебой. То еще развлечение. И к этому нужно привыкать, Амеба мне в помощь. Это я так шутила – сдерживала порывы моей крыши вслед за Егором съехать куда-нибудь подальше.
Чтобы никому не говорить об изменениях в моей жизни, я решила использовать Амебу в качестве образа Егора, поэтому коллегам периодически докладывала: вчера мы ели пиццу – такая вкуснятина!; послезавтра собираемся идти в театр. В общем, врала, как подорванная – а кто хочет признаваться, что его бросили?
На мужчин не смотрела – все равно лучше моего Егора не найти. Да я уже и привыкла к Амебу: переквалифицировала его в мужской род и разговаривала с ним, как будто это мой любимый.
Бывало, заходила в квартиру:
— Привет, Амеб! Может, чаек поставишь? – Это я так развлекалась, чтобы не заплесневеть в тоске по Егору.
Амеб не оставался в долгу и в ответ, переливаясь перламутром, подшучивал надо мной:
— Не развалишься, сама поставишь. Ручки-ножки есть, вот и двигай.
Ну понятно – у Амеба-то их нет. Зато я не чувствовала себя одинокой – какое-никакое, а живое существо.
Живое. Живу с Пустотой, а перед собой театр разыгрываю – притворяюсь, будто ничего не произошло и живу не одна. Это ж какая трансформация во мне произошла, что какой-то перламутр заменил мне Егора!
Шло время.
На Амеба что бы ни падало, все соскальзывало, как с гуся вода. Умеют же лю… некоторые устроиться – живой пример поговорке «где сядешь, там и слезешь».
На работе продолжала вдохновенно врать про нас с Егором, пока однажды коллега не сказала, что видела его в торговом центре с другой девушкой. Я бросилась себя защищать: мол, тебе померещилось, не может быть. Другой раз она заявила, что ей ничего не померещилось, потому что она пошла за ними, чтобы удостовериться. Я бесилась – все открылось!
— Так что он тебя обманывает и изменяет; и делает это, как минимум, каждую пятницу. Если хочешь, можем проверить.
Так и оказалось: в следующую пятницу там же Егор шел в обнимку с девушкой, такие веселые, довольные. Пришлось сказать:
— Ну я ему покажу!
В понедельник пришлось заявить, что рассталась с ним. Даже легче стало – теперь не надо выдумывать и врать.
Последнее время на работе появлялась мысль: Пустота заявилась ко мне надолго? Или когда-то сама исчезнет? А может, и сдохнет (как мне такое могло прийти в голову?!)? Но, судя по всему, такие мысли Амебу в голову (или куда там?) не приходили. Ну да, простейший организм, одноклеточное, что ты от него хочешь. Но домой эти мысли не приносила – учитывала, с кем приходилось жить. А что делать? Выбросить?
Пробовала – Пустота словно приклеилась к стулу, не сдвинешь.
А через какое-то время я заметила: она стала множиться.
Когда я ложилась на кровать и по старой привычке пыталась прижаться к Егору, натыкалась на Амеба. Подходила на кухне к его стулу – занято. Там, где раньше лежали его предметы, руки натыкались на Амеба. Половина шкафа, где раньше висела одежда Егора, теперь была занята перламутровой субстанцией. Однажды я взяла его любимую тарелку, так Амеб, зараза, меня подтолкнул, и та выпала из моей руки, разбившись на кусочки. Он уплотнился, поголубел и нагло заявил:
— Не трожь! Мое! – Мог бы, еще и кулаком по столу треснул для убедительности. Хорошо, ручонок не было.
Это напомнило мне вечер ухода Егора и боль снова заныла в сердце: Пустоты стало слишком много. Она саднила, как заноза, и это начало раздражать — Амеб занимал его места, напоминал мне о нем, но им не был. Зато томным ленивым голосом назидал:
— Дорогуша, радуйся: я — его тень, зато не покидаю тебя. Ты довольна? Ваши отношения были такими? – серебринки в нем колыхались, на меня наплывал аромат лимона.
А потом Амеб стал зеркалить привычки Егора. То предлагал сесть рядом мелодраму посмотреть – все, как ты хочешь! То предлагал в кровати поближе к нему прижаться. То заявлял, что я его не люблю так, как он меня …
Со временем Амеб своим присутствием стал давить на психику: у меня начал дергаться глаз; я чувствовала себя загнанным в угол зверьком, который не знает – с чем бороться? С безликой Пустотой? Тень Егора, видите ли. И что это за вопросики – «у вас были такие же отношения, я точно повторяю?» Еще и издевается. Пустышка. Так и хотелось двинуть ему; а толку – покачается и перетечет в другую форму.
Дальше – больше. Амеб стал следовать за мной всюду. Куда я – туда и он незаметной тенью. А как проверишь — Пустота ведь. В кабинете хочу на пустое место на столе положить папку, а не могу – место занято; перламутровый туман ко мне наклоняется, окутывает лимонным ароматом и хихикает, гад:
— Я тута. Не могу без тебя.
Я говорила ему:
— Отстань, сиди дома.
Амеб жаловался, притворно, как мне кажется:
— Дома нет тебя; я хочу быть с тобой, везде и всегда.
Незаметно для окружающих он вкатывался за мной в офис, шепотом просил придвинуть стул и садился рядом. Я делала вид, что его в кабинете нет — хотя, в отличие от других, видела его голубоватое свечение. А он то бумажки мне телом помогал подвинуть, то, подлая тварь, развлекался:
— Смотри-смотри, Алка-то вырядилась. На свидание после работы решила метнуться? Ну-ка спроси ее.
Я отпихивала Пустоту от себя, она на некоторое время замирала, но надолго ее не хватало: стоило кому-то из сотрудников что-то сказать или сделать, она тут же отзывалась репликами типа:
— Ой, ты посмотри на нее. Умную мысль высказала. Опѝсаться можно.
Хорошо еще, никто Амеба не видел и не слышал, а меня не подозревал в преступлениях против человечества.
Так, думаю: алё, очнись! Надо что-то делать!
Как-то я не выдержала и в сердцах сказала:
— Отвяжись, что ты ко мне прилепилась?
А Пустота непроста:
— О, знакомые слова. – И ехидненько продолжила: — Вроде так тебе Егор говорил? – и на меня повеяло пряным запахом его одеколона. Мда, попала в собственный капкан.
В конце концов, она меня достала. Я решила – надо что-то делать: или ты — ее, или она — тебя.
И призадумалась. Что Егор говорил? Что у меня нет своего мнения, своих интересов? Значит, их нужно заиметь. Что там советуют умные люди? Вспомни, чем в детстве было интересно заниматься, о чем мечтала? Вот и начни с этого.
Прошло месяца три. Оказалось, мне стало интересно жить! Вместо того чтобы тосковать я записалась на курс английского — для путешествий, и сходила на мастер-классы известных поваров. Это было замечательно: как они рассказывали, как показывали! Просто пальчики оближешь, в буквальном смысле слова. После этих изысков у меня появились новые — гастрономические — козыри. А для продолжения новой жизни имелся целый список тех курсов, с которыми можно поэкспериментировать.
Нашла единомышленников – ходить на выставки. Оказалось – столько разнообразных впечатлений, и у каждого свое мнение!
Появилось много знакомых, с которыми было интересно общаться: одни с горящими глазами рассказывали о своих хобби и обещали научить желающих. У других вечно появлялись идеи сходить в новые места. Третьи предлагали интересные маршруты на выходные. Четвертые зажигали эмоциями от воспоминаний о турпоездках.
В интернете нашла столько любопытных материалов на разные темы, только успевай читать.
Постепенно моя жизнь наполнилась интересными занятиями и событиями и стала напоминать калейдоскоп – повернул чуть-чуть, и новая картинка. Скучать не приходилось. Оказалось, мир огромен, не ограничен одной квартирой и одним человеком.
Для воспоминаний о Егоре не оставалось времени, как и для мелодрам. Иногда я вспоминала то время, когда с нетерпением ждала его прихода. И это была я? Жалкое зрелище.
Амеб начал жаловаться, что не обращаю на него внимания, и он из-за этого тускнеет и усыхает. И точно – Пустота стала занимать меньше места, а голубой цвет приобрел грязноватый оттенок.
Настал момент, когда я почувствовала, что она мне больше не нужна – для нее не осталось места, а у меня появились вопросы:
— Как ты решаешь, к кому заявиться?
— Я же Пустота. Появляюсь у того, кто думает, что сам ничего не может; кто не интересен сам себе; без другого человека не выживет, только приклеившись к нему, его жизнь будет налажена и наполнена.
Я вспомнила себя прежнюю. А ведь Пустота права.
— А как ты решаешь, что больше не нужна этому человеку?
— Он сам решает.
— И как ты уходишь?
— Я предпочитаю, чтобы меня запаковали и послали человеку, которому нужно чем-то заполнить его никчемную жизнь. Тебе же со мной было весело, ну признайся. – Пустота заиграла перламутровыми переливами и ее легкий цитрусовый аромат доплыл до меня. – Самодостаточной личности я не нужна.
С ней трудно было не согласиться.
— Хорошо. Ты в чем предпочитаешь перемещаться?
— В картонной коробке – там и дышать можно, и в стенки растечься. Ну, как я к тебе попала, помнишь?
Еще бы мне не помнить этот сюрприз!
Я сходила на почту и купила такую же коробку. Пустота осталась довольна – тут же голубоватым туманом перетекла в коробку и затаилась.
На всякий случай я проверила квартиру – не остались ли ее дубликаты. Амеба не было нигде.
Утром я написала объявление в рекламу:
«Продается умопомрачительный Сюрприз!
Хотите разыграть кого-нибудь? Это то, что вам нужно.
Особенно рекомендуется одиноким людям — наполнит вашу жизнь незабываемыми впечатлениями. Скучно не будет, гарантия 100%».
© 2025. Риторова В. Все права защищены